Здравствуй, дорогая Катерина Матвевна!
  Волею судеб случилося так, что разделяют нас с тобой тысяча, а то и две верстовых столбов. Но никакое расстояние не может отъять тот образ ваш, что храню в своей памяти. Но не буду размазывать сопли по листу бумаги – буквы расплывутся, а расскажу вам, дорогая Катерина Матвевна, как живётся нам, освободителям Туркестана от басмачества.
  Лето в краях здешних выдалось хуёвое. То дождь ливанёт, то солнышко грозит тепловым ударом в темечко. Ходишь по раскалённым пескам как дурак неприкаянный и не знаешь в кого свой штык погрузить. Враги повсюду. Маскируются, сволочи, да под женскими всё личинами. Вот на днях фуфел вышел. Зашли мы с другом с моим, Петькой в чайхану кишки прополоскать. Глядь – а вражин здеся аж кишмя кишит. Напряглись мы с Петькой. За стволы держимся. Подходим к разливальщику, просим две крынки тёплого коровьего молока, чем явно его озадачили. Лысый разливальщик с небритой физиономией и, видимо, с трёхнедельного бодунища сказал, что последняя корова ещё в прошлом месяце на шаверму пошла. Я ему говорю: «С похмелуги, Саид, ты все революционные пароли забыл! Вспоминай скорей, зачем мы тебя в этот притон сунули. Разлей нам с Петькой по пиалам коньячку, пока ты, скотина, сам всё не выжрал, и укажи пальчиком, кто из посетителей занимается антиреволюционной деятельностью». Саид, давясь слезой разлил нам с Петькой последнюю бутыль коньяку и на двух вражин показывает, что за столиком тихо в уголку сидели, на нас подозрительно поглядывая и шушукаясь, явно замышляя какой-нибудь контрреволюционный план. Мы с Петькой чинно выхаживаем за свободный соседний столик, в одной руке пиала, в другой – винтовка. Боковым зрением подмечаем сиси недетского четвёртого размера. Про себя думаем: «Вот он, рассадник контрреволюции. Сколько нашей братвы полегло за обладание этими бастионами!» Сели мы, значица, за столик аккурат напротив них. Но, по всей видимости, не рассчитал я, Катерина Матвевна, взявши с собой на разведку мальчишку неопытного. Открытые декольте, что демонстрировали эти самые сиси недетского размера, Петьку явно выбили из революционной колеи. Он, чтобы скрыть своё смущение, запустил руку в штанину и задрочил. Я его по рукам бью, шепчу на ухо: «Прекрати, олух окаянный, всю операцию сорвёшь и свою резьбу заодно! Сконцентрируй внимание на чём-нибудь другом, не таком сексуальном. Представь, например, композитора Шаинского, поющего с пионерами песню «Голубой вагон». Не знаю, то ли от Шаинского то ли от пионеров, но Петька возбудился ещё больше и, пискнув, кончил. Дамочки напротив ненашутку развеселились. Их груди запрыгали в бешеном танце, выстукивая по столу рваные ритмы. Но кого они провести хотели? Меня, старого вояку? Азбуке Морзе меня сам Дзержинский учил. Шифровка, передаваемая таким вот незатейливым образом третьему, неизвестному мне лицу состояла в следующем: «Мешочек с килограммом мелкорастёртой конопли у нас в лифчике». Я тормошу Петьку и шепчу ему: «Приготовься к плану бэ, Петька! Сейчас обыск учинять будем. Действуй как я. Повторяй за мной каждое движение». Мы с Петькой встали синхронно с пиалами в руках и к дамочкам подходим, как полагается в случае намечаемого знакомства с улыбками имбицилов на лицах. Синхронно как бы невзначай спотыкаемся и проливаем содержимое пиал на объект осмотра. Извиняемся и, размазывая коньяк, проскальзываем руками в межсисевое пространство. Нащупываем свёртки конопли, и тут в это самое время в чайхану врываются отряд басмачей-охранников и, выкручивая нам белы рученьки, поваливают на землю. Нас беспардонно отпиздили тяжёлыми кирзовыми чешками. Мы с Петькой приподняли головы, чтобы кинуть укоризненный взгляд на Саида за то, что не бросился по-товарищески получать пиздюлей вместе с нами. А его и след простыл. Вот, с-сука, опять потом оправдываться будет, что где-то стреляли. Нас с Петькой выбросили на заднем дворе в помойку. Там мы пролежали до утра, заворожено глядя всю ночь на звёздное небо. Петька смотрел на луну, ассоциируя её то ли с сиськой четвёртого размера, то ли с лысиной Шаинского и снова подрочил. А я искал глазами падающую звезду, чтобы загадать желание. Падающих звёзд было аж две. Одно из желаний, которое я загадал, было – поскорее выбраться из помойки и с новыми силами броситься на освобождение Туркестана от басмачей. Второе – чтобы, как только закончится эта напряжённая война, увидеться с вами, дорогая Катерина Матвевна, и бросить оставшиеся силы на улучшение демографической ситуации в новозарождающейся стране Советов.
  Посему прошу ждать и надеяться на скорое моё возвращение.
  Искренне Ваш, товарищ Сухов.