Погода явно не соответствовала атмосфере, которая обычно царит на кладбище. Неестественно ярко светило сентябрьское солнце, чересчур весело щебетали птицы. Один очень смелый воробей уселся на крышку лакированного гроба и нагло осматривал, вертя головой, мрачную процессию.
  Кладбище никогда не вызывало во мне чувства тоски, грусти, а тем более какого-либо страха. Но когда ты не просто посторонний наблюдатель, а имеешь какое-то отношение к происходящему здесь, то оно навевает мысли о бренности человеческой жизни. И именно в эти минуты вспоминаешь своих умерших близких и родственников, которых когда-то провожал в последний путь. Именно тогда понимаешь, как несправедлива порой бывает судьба, отбирающая у нас самое ценное и дорогое. Именно тогда осознаешь, как мало ты уделял ушедшему в лучший мир внимания и заботы. Именно тогда острее ощущаешь, как их тебе не хватает, насколько ценно было для тебя общение с ними.
   В тот день на похоронах моего друга я стоял у его гроба, слушая тихие всхлипывания его матери и рыдания его несостоявшейся невесты и, честно говоря, не верил в то, что его больше нет. Неделю назад он был полон жизни и энергии, был как всегда весел, и ничто не предвещало такого поворота событий. Правда, только тогда я вспомнил, что последний раз, когда мы с ним встретились, чтобы по нашей старой доброй традиции попить пива и поговорить о жизни, он выглядел чем-то обеспокоенным. А его последний тост? Я хоть и был уже изрядно пьян, но все же я его запомнил. Когда я полез к нему обниматься переполненный дружескими чувствами и изрядной дозой алкоголя и говорил что-то о крепкой мужской дружбе, о том, что мы будем друзьями, пока смерть не разлучит нас, и что он может всегда рассчитывать на меня, он сказал примерно следующее: «Не думаю, что смерть сможет разлучить нас и помешать нашей дружбе. Надеюсь, что я смогу рассчитывать на тебя и после смерти». И предложил тост за вечную дружбу.
  Тогда я без всяких левых мыслей подхватил этот тост, и только сейчас с ужасом отметил эту отдающую каким-то мистицизмом деталь.
  Когда опустили гроб, я бросил на него горсть земли, и весь оставшийся день углубился в себя, размышляя, было ли сказанное им ничего не значащим высказыванием, или он знал о том, что погибнет. Хотя как он мог знать, что он погибнет в автокатастрофе? От его тела мало что осталось. Его хоронили в закрытом гробе. Может быть, самоубийство? Но зачем? В его жизни все шло как нельзя лучше. Он окончил институт, нашел хорошо оплачиваемую работу, собирался жениться. В общем, как человек он состоялся. Нет, вряд ли. Тогда мне оставалось признать, что я просто цепляюсь к словам и делаю из мухи слона.
  На следующее утро меня разбудил звонок в дверь. Передо мной стоял человек с большим белым конвертом. Почтальон (как я понял, хотя и был спросонья) спросил мою фамилию и сунул конверт мне в руки.
  - Вам ценная бандероль. Распишитесь.
  Я расписался, пошел в свою комнату и распечатал конверт. Когда я вытащил и как следует рассмотрел содержимое, растирая слипшиеся после сна глаза, оно ожгло мне руки. Это была толстая тетрадь, почти полностью исписанная … его рукой! Ошарашенный, я, чтобы немного перевести дух и хоть как-то проснуться, пошел на кухню и приготовил себе крепкое кофе. И вот я взахлёб читаю его записи, сделанные им, видимо, накануне его смерти. Многое он хотел рассказать, судя по объёму написанного. Его откровения с первых строк повергли меня в шок. И чем дальше я читал, тем больше становился разрыв между моим сознанием и реальностью…
  Я не мог все держать в себе и решил поделиться этим с вами. Я знал, что печатать такие вещи мне никто не позволит, поэтому эта рукопись, которую я отпечатал, ходит по глобальной сети и ищет тебя, читатель, чтобы напомнить тебе о том, чтобы ты был осторожен и чтобы ты знал, что СТЕНЫ ТОЖЕ ИМЕЮТ УШИ.

   Я хочу рассказать всю правду о своей жизни. Нет, не о той жизни, о которой знают мои родные и друзья, в которой меня зовут Сергеем, Серёгой или просто Серым, а о той жизни, о которой не знает никто кроме меня и ещё ограниченного числа людей. Да, у меня две жизни… Как это вышло?..
  Начну с самого начала.
  Мне стукнуло 18. Время полового созревания закончилось. Настало время возмужания, что совпадает с призывом в армию. Мне пришла повестка. Идти в армию я, честно говоря, не горел желанием. Но повестка есть повестка. Пришлось пойти. В то время я учился в Институте иностранных языков. Правда, в коммерческом. Поэтому я знал, что отсрочки у меня не будет. Но я надеялся, что меня не возьмут по здоровью. По щитовидке. Наследственное. Но надежда была слабая. В призывном пункте я провёл целый день, прошёл всех врачей. Где только мог, гнусавил о своём здоровье, о своём очень хреновом самочувствии. Хоть бы капельку сочувствия увидеть в этих холодно равнодушных глазах. Хрена лысого. Козлы! И вот я предстаю перед комиссией, где главврач подписывает медицинский приговор и передаёт его человеку в погонах – главному обломщику. Он берёт в руки мою медкарту, бегло осматривает её, затем оценивающим взглядом обводит меня с ног до головы, и бодрым военным голосом произносит:
  - Ну что, солдат, готов служить Родине?
   Во мне всё оборвалось. Мой великий русский язык перестал мне подчиняться, отяжелел и, казалось, опух. Я промямлил что-то вроде: «Ну да, вроде бы…Раз нужно, значит нужно». Человек в погонах сказал:
  - Молодец, солдат. Будешь служить в мотострелковых войсках.
  Я тогда спросил, можно ли переменить род войск. Пойти туда, где могло бы пригодиться знание языков. Он предложил мне радиолокационные войска. «Будешь перехватывать переговоры американских лётчиков где-нибудь в районе Кубы». Мне показалось это более приемлемым и интересным. На худой-то конец. Я махнул рукой в знак согласия:
  - Ладно, записывайте в радиолокационные.
  На том и сошлись. Он сообщил мне время и место сборов и что прихватить с собой.
  Я вышел из призывного пункта несколько оглушённым. Я посмотрел на солнце и на небо так, как будто видел их последний раз в своей жизни. Приехав домой, я упавшим голосом передал родителям радостную новость, что одним защитником Родины стало больше. Эта весть их огорошила не меньше. Мать долго думать не стала. Сказала, что завтра же сходит в это чистилище и наведёт там порядок. Как сказала, так и сделала.
   Весь следующий день я ждал прибытия матери как второго пришествия.
  Наконец она пришла.
  - С тебя бутылка, - радостно возвестила мать. - Я договорилась с одним человеком, и он обещал помочь. Правда тебе, наверное, придётся немного полежать в больнице на обследовании.
  - Ладно, не беда. Полежать – не в кирзачах по грязи с автоматом наперевес бегать, - обрадовался я.
   Знал бы я тогда, чему радовался!
   Мать дала мне номер телефона того человека, с которым я должен был встретиться и договориться обо всём лично. В тот же вечер я позвонил, и строгий голос в трубке сообщил, куда и когда мне нужно прийти.
  Я поехал в ожидании чего-то непонятного. Это была на первый взгляд обычная квартира в одном из унылых, обшарпанных домов на окраине города. Двери открыл мне человек с усами, одетый по-домашнему в спортивном костюме. И всё в нём было вроде обычно. Всё, кроме глаз. У него были тёмные, въедливо-проницательные глаза. Он одарил меня строгим, изучающим взглядом и сказал:
  - Проходи.
  Я прошёл в обделённую мебелью комнату. Он указал мне на стул у небольшого круглого стола, и сам сел напротив. Говорить он не торопился. Он уставился на меня, и с полминуты воцарилась гробовая тишина. От напряжённого ожидания и от его сверлящего взгляда у меня заслезились глаза. Наконец он тихо, почти шёпотом спросил:
  - Ну что, боец, не хочешь в армию?
  - А кто хочет? – ответил я вопросом на вопрос.
  - Это правда. А можешь ответить почему?
  - Во-первых, я не хочу попасть в Чечню и геройски погибнуть там в расцвете сил, получив пулю в лоб при первой же атаке, так и не узнав ради чего я жил и ради чего я умер, во-вторых, я не хочу стать дебилом или вернуться домой с отбитыми почками и п`исать до конца своей жизни кровью, и наконец, я не хочу вычеркнуть из своей жизни два года и заменить их двумя годами умственной деградации.
  - То есть ты хочешь сказать, что ты потратишь два года своей жизни с большей пользой для Родины?
  - Именно это я и хотел сказать, - согласился я. – И, вообще-то, - добавил я, - я живу не ради Родины, а ради себя, ради своего будущего, ради своих детей.
  - А если у Родины не будет защитников, не будет и Родины. А не будет Родины – не будет у тебя ни будущего, ни детей, ни тебя самого.
  Я молчал, не зная, что возразить.
  - Вот что, сынок, служить тебе, так или иначе, придётся. От этого никуда не деться. Это было установлено не нашей великой и необъятной Родиной. Так было установлено ещё с древнейших времён. И здесь я тебе ничем помочь не могу.
  - А для чего я здесь тогда?! – недоуменно воскликнул я.
  Он выдержал паузу.
  - Служить Родине можно по-разному. И для этого не обязательно служить в армии…
  Он снова остановился, чтобы я понял, к чему он клонит.
  - Можно по-прежнему жить, как ты жил до этого, и заниматься тем, чем тебе угодно, но при этом быть полезным стране.
  - Что вы мне предлагаете? – осторожно спросил я, ещё не совсем понимая, о чём идёт речь.
  - Я предлагаю тебе альтернативную службу.
  - Но закон об альтернативке ещё в разработке, - засомневался я.
  - Законы для гражданских. А альтернативная служба, о которой говорю я, уже давно в действии. И успешно.
  Я уже понял, о чём говорит этот человек, но я боялся озвучить свои мысли, предоставив ему выложить все карты на стол.
  - Пока я тебе не могу сказать, в чём будет состоять эта служба. Но я могу объяснить, почему ты здесь. Ты должен благодарить судьбу за то, что я оказался рядом, когда твоя мать просила за тебя в военкомате, за то, что я не поленился и взял твою карту и, наконец, за то, что твои результаты по тесту были отличными.
  - Какому тесту? – пытался вспомнить я.
  - На память, внимание, логику мышления и психологический. Для нас они были более чем удовлетворительными. Скажу больше: они были практически идеальными. Если бы не это, то я бы ничем не смог помочь ни твоей маме, ни тебе. Но… Здесь есть одно небольшое но. Ты не должен обольщаться. Чтобы определить точно, подходишь ли ты нам или нет, ты должен будешь один год отучиться по нашей специализации. Если после обучения ты сдашь экзамен на «отлично», то будешь освобождён от армии навсегда, если нет – суши сухари. Ясно?
  - Ясно. Но что конкретно я должен буду делать?
  - Ты будешь работать и получать за это деньги. А работа, я тебе скажу, не пыльная, а деньги за эту непыльную работу тебе будут платить хорошие. Об остальном тебе скажут на учебных занятиях. Теперь тебе остаётся для вида дней десять-двеннадцать полежать в больнице для обследования. Там у тебя обнаружат пару несуществующих болезней, а в военкомате дадут отсрочку на один год на лечение. От тебя будет зависеть, пойдёшь ты на следующий год в армию или нет. Тебя всё устраивает?
  - Пока да, - сказал я, хотя меня терзали смутные сомнения по поводу разворачивающихся действий. – А как же моя учёба в институте?
  - Ничего, мы как-нибудь уладим это дело. А пока вот тебе направление на обследование. Наша следующая встреча состоится после твоей выписки в военкомате. Расслабься и жди. Больше я тебя не задерживаю.
   Он встал. Я тоже поднялся, и он проводил меня до дверей. На пороге он меня остановил.
  - И ещё… Как ты понимаешь, наш разговор был строго конфиденциальный. Упаси тебя Бог когда-нибудь кому-нибудь его рассказать.
  В его тоне не было угрозы, но она подразумевалась.
  - Не сомневайтесь. Я всё понял.
  Из дверей я вышел не в лучшем состоянии, чем тогда, когда я вышел из военкомата. Я ещё себе не представлял, в какое дело меня вовлекают. И хотя я сказал, что я всё понял, на самом деле я не понял ничего.
  Почти две недели я провалялся в одной из центральных больниц на обследовании, где мне поставили подходящий для отсрочки диагноз.
  В тот же вечер, кода меня выписали, мне позвонил мой «знакомый». Он сказал, чтобы я завтра же появился в военкомате, сообщил, когда и в каком кабинете его можно найти. Когда я опустил трубку, я был озадачен тем, откуда такая осведомлённость о моей выписке, и позвонил-то он часом позже моего прихода. Но долго голову ломать над этим не стал.
   На следующий день я пришёл в военкомат. И вот я снова перед лицом святейшей комиссии. На моей карте карандашом рисуют отсрочку, назначают год на лечение. Торжественно объявляют об этом, и я, с облегчением выдохнув, выхожу и сразу же направляюсь в кабинет моего знакомого.
  - Ну как, всё удачно? – бросил он.
  Я кивнул головой.
  - Так, теперь слушай внимательно. В воскресенье придёшь по этому адресу, - он протянул мне бумажку, которая была подозрительно похожа на направление к врачу. – Смотри, не потеряй. Никаких лишних вещей с собой не бери. Никаких сумок, книжек, плееров. Ясно? Там тебе подробно объяснят, в чём будет состоять твоя работа. Это всё.
  Я замялся.
  - Спасибо вам большое, - поблагодарил я его.
  - Рано спасибо говоришь. Через год скажешь, - сухо сказал он. – Ладно, удачи, - произнёс он так, как будто провожал меня в последний путь. Возможно, мне это только показалось.
  С нетерпением я ждал воскресенья. Я был заинтригован. Вот уже как две недели я мучился вопросом о моей дальнейшей судьбе. Я согласился на альтернативку, не зная в чём она будет состоять. По-моему, я взял кота в мешке, но выхода у меня не было.
  Наконец пришло воскресенье. Я поехал по адресу, указанному на бумажке. Как мне казалось, это будет поликлиника или больница, так как бумажка, как я уже говорил, напоминала направление к врачу. На ней была написана моя фамилия, ещё чья-то - врача,наверное, время приёма, номер кабинета. На тот момент я, честно говоря, думал, что мне предстоит работать в качестве санитара в какой-нибудь дурке или же в доме престарелых. Вот и будешь целый год менять утки в палатах, или жмуриков в морге на тележках по номерам растаскивать. Так моё воспалённое воображение рисовало самые страшные картины. Но …
  Это оказалась не поликлиника и не больница. Я остановился у подъезда с вывеской «Компьютерный клуб» и растерянно крутил в руках бумажку. На входе стоял молодой парень и курил.
  - Чего-то ищешь? - участливо спросил он.
  - Это третий подъезд? – спросил я.
  Парень кивнул.
  - Третий.
  - 12-й кабинет, Фёдоров – это сюда?
  - Сюда. Сейчас провожу.
  Он сделал последнюю затяжку, выбросил сигарету и кивнул головой на дверь.
  - Иди за мной.
   Спустившись по ступенькам вниз, мы зашли в полуподвальное помещение. Там при тусклом освещении перед мониторами далеко не новых компьютеров убивали своё драгоценное время десяток школьников и студентов.
  Мы прошли через весь зал, в конце зала зашли в боковую дверь, очутились в тесном коридорчике, по которому мой проводник довёл меня до нужной двери. Он постучал в неё, просунул голову и сказал кому-то:
  - Последний.
  Потом кивнул мне, пропуская меня вперёд.
  - Заходи.
  Я оказался в довольно просторной, светлой, но без окон комнате. В помещении стояли шесть парт, за которыми сидели молодые ребята, на лицах которых была такая же растерянность, как и на моём. Одиннадцать голов разом повернулись в мою сторону. Я сел на единственное свободное место на последней парте. Напротив нас за учительским столом сидел человек в круглых очках, с прилизанными смоляного цвета волосами и, не обращая на нас никакого внимания, напильничком делал себе маникюр. Наконец, через полминуты, после того как я уселся, он спокойно произнёс, продолжая наводить марафет:
  - Похоже, что собрались все. Направление на стол.
  Какое-то шестое чувство подсказывало, что последняя реплика относится ко мне. Я поднялся и положил бумажку на стол.
  - Ещё раз опоздаешь – будет больно, - всё тем же спокойным голосом, не глядя на меня, произнёс он.
  Я молча сел на место. «Прилизанный» встал, осмотрел аудиторию, которая, затаив дыхание, устремила на него глаза и начал:
  - Во-первых, добрый день. Во- вторых, разрешите представиться: Николай Александрович. Думаю, что собравшаяся здесь аудитория горит желанием узнать, зачем она, собственно говоря, собралась в этих стенах. Отвечаю на поставленный вопрос. Вам выпал шанс заменить армейскую службу на альтернативную. Почему вам выпал такой шанс? Нет, не по состоянию здоровья, как могли бы подумать некоторые, и не потому, что кто-то из вас считает себя ярым пацифистом или не может держать в руках оружие по религиозным убеждениям, и не потому, что чья-то мама умоляла не брать своего сыночка в армию, а мы сжалились. Ответ на этот вопрос вы найдёте у себя в голове. Я имею в виду ваши мозги. Уровень Ай-Кью у каждого из присутствующих здесь на порядок выше, чем у любого другого парня вашего возраста. Это мы выявили по тесту, который вы все писали в военкомате. Армия – для дуболомов, а для нашей работы потребуются хорошие мозги. Да, вы все башковитые ребята, но этого не достаточно. Нам требуются не просто люди с мозгами, нам нужны гении. Поэтому я говорю, что вам выпал шанс, но не гарантирую, что вы продержитесь здесь до конца. Вас ожидает один нелёгкий учебный год. После окончания обучения вам предстоит сдать экзамен, который выявит тех, кто останется проходить эту службу, а так же тех, кто пойдёт месить кирзачами грязь где-нибудь на Дальнем Востоке на границе с Китаем. И это в лучшем случае, если война с Чечнёй к тому времени завершится.
   Чему вас будут здесь обучать, я пока не скажу. Всё узнаете в своё время. Всё, что вам нужно делать – это слушать и запоминать. А запоминать вам придётся многое. Никаких записей, никаких конспектов.
  Всё будет храниться в вашей голове, весь годовой курс вы должны держать в голове вплоть до экзамена. Информация, которую вы будете получать строго секретная, но никаких документов о разглашении военной тайны вы подписывать не будете, так как закона о такой альтернативной службе как наша, а, соответственно, и организации не существует. Но на всякий случай я вас предупрежу: если не хотите испортить себе жизнь – держите язык за зубами. Это в ваших же интересах.
  Каждый будний день, то есть кроме субботы и воскресенья, вы будете приходить по этому адресу к 16:00. Занятия будут идти три часа. По поводу ваших занятий в институтах и ПТУ: возможно, вам придётся пропускать последние лекции. Объясните преподавателям, что ходите на компьютерные курсы. Если будет нужно, мы предоставим вам нужную справку. То же самое вы скажете родителям и вашим друзьям.
  По поводу опозданий или непосещений: опоздаете хотя бы на пять минут – отчислены, и – шагом марш в стройбат. То же самое при непосещении по каким-либо уважительным причинам. Почему так строго? Да потому, что каждый бит информации, который вы получите здесь, во-первых, чрезвычайно ценен, а, во-вторых, вам никто не сможет эту информацию пересказать. «Почему?», спросите вы. Потому что за пределами этих стен вам категорически запрещено общаться между собой. Вы даже не будете знать имён друг друга. Здесь у вас не будет имён и фамилий. Каждого из вас я буду окликать по номеру, который вам сегодня дадут. Пока все ясно?
  «Прилизанный» осмотрел нашу группу, которая, затаив дыхание, слушала занимательную лекцию. В замкнутом помещении чувствовалось какое-то напряжение, которое нарастало, по мере того как все мы с трудом пытались переварить полученную информацию.
  - Есть какие-нибудь вопросы?
  Вопросы может быть у кого-то и были, но все боялись что-либо произносить, и только искоса поглядывали друг на друга. У каждого во взгляде читались растерянность и испуг. Наконец неуверенно поднялась чья-то рука. «Прилизанный» кивнул в сторону вопрошающего.
  - А если все-таки кто-то заболеет, что, он с температурой тридцать восемь и пять все равно должен будет прийти? Ведь каждый хотя бы раз в год болеет.
  - Логичный вопрос, - откоментировал «прилизанный». – Но вы не должны думать, что вас до такой степени здесь не любят. Каждый кадр у нас на счету. И поэтому я вам обещаю, что в течение этого учебного года вы болеть не будете. Мы просто этого не допустим.
  У всех на лицах можно было прочесть недоумение. Во время небольшой паузы было видно, что «прилизанный» наслаждается нашим возрастающим с каждой минутой смешанным чувством растерянности и удивления.
  - В следующий раз вам выдадут препарат, который помешает развитию не только простудного, но и любого другого заболевания. Ясно? Еще вопросы.
  Вопросов больше не было.
  - Если вопросов нет, тогда сейчас вы получите ваше второе имя, на которое вы должны будете отзываться как на свое родное. Вас здесь 12 человек. Я назову номера от тридцати одного до сорока двух. Запомните каждый свой номер раз и навсегда.
   И «прилизанный» стал указывать поочередно на каждого из нас, громко и четко произнося наши новые «номерные» имена. Мне достался номер сорок.
  - Ну вот, - сказал «прилизанный», прекратив тыкать на каждого из нас своим длинным наманикюренным указательным пальцем, - с этого момента у вас теперь с новым именем начинается новая жизнь. Не обещаю, что она будет легкой, но готов поклясться, что она будет чертовски интересной. Итак, что вас ожидает в ближайшем будущем? Первый вводный курс лекций буду читать я. Но это будет с завтрашнего дня. Затем добавятся еще несколько курсов. Плюс дополнительные курсы компьютерной грамотности. Повторяю, что все должно выглядеть так, что вы ходите на компьютерные курсы. Все ясно?
  Гробовая тишина рассматривалась как утвердительный ответ.
  - В таком случае завтра в 16:00 на этом же месте. И без опозданий! – Он поймал мой взгляд, чтобы я понял, что это замечание относится именно ко мне. - Теперь расходимся по одному с перерывом в две минуты. Надеюсь, мне не надо напоминать, что никаких контактов друг с другом быть не должно. За нарушение – отчисление. Помните, что с этого дня вы будете находиться под нашим контролем, и любое неправильное действие, совершенное вами станет сразу же нам известным. У каждого из вас уже есть жучок, благодаря которому мы будем знать ваше местоположение. Извините, что не предупредили, но такова специфика нашей работы. Вам его вмонтировали во время одной процедуры в больнице, когда вы лежали там на обследовании. Не пугайтесь, - поспешил успокоить нас «прилизанный», заметив наше беспокойное оживление, - он не принесет вам никаких неудобств. Ведь до этого времени не принес же. Через год его снимут. Это все. Сорок второй, на выход с вещами.
   «Сорок второй» встал и, промямлив «до свидания», вышел за дверь. Никто тогда не обратил внимания на то, что «прилизанный» начал выпускать нас с последнего номера и с перерывом в две минуты. Это стало нашим ежедневным ритуалом. Только спустя некоторое время я понял, насколько тонкий просчет был в каждом действии этих людей. Все это делалось с расчетом на то, что нам было категорически запрещено не только общаться, но и пожимать друг другу руки и даже подмигивать или делать какие-либо другие знаки. А выходивший из аудитории с последних рядов, естественно, не мог этого сделать, так как передние сидели к нему затылком. Остальные в это время сидели и молча ждали своей очереди, а «прилизанный» сидел, спокойно маникюрил свои пальцы, краем глаза наблюдая за нами, и через равные промежутки времени выкрикивал наши номера.
  Услышав, наконец, свой номер, я молча встал и вышел. За дверью меня ждал тот же парень, что привел сюда. Он кивнул в сторону в знак того, чтобы я следовал за ним. Мы снова пошли по коридору, затем через компьютерный зал. На выходе он хлопнул меня по плечу.
  - Надеюсь, тебе понравилось в нашем клубе. Оборудование, конечно, не на высшем уровне, зато цены самые низкие в городе. Приходи еще.
  Я снова остался наедине со своими мыслями. Домой идти не хотелось. Я купил бутылку пива, забрел с ней в какой-то дворик и, тяжело опустившись на скамейку, стал обдумывать свою ситуацию. Ситуация казалась мне настолько нереальной, что походила на чей-то дурацкий и уже довольно затянувшийся розыгрыш. Я попал в школу для шпионов! Бред какой-то. В любую момент я ожидал, что из каких-нибудь кустов выбегут люди с видеокамерами и скажут мне: «Улыбнитесь, вас снимала скрытая камера». И на этом все закончится. Но этого, к сожалению, не происходило. Приходилось только признать, что все это реально. И это пугало.
  С другой стороны, я не знал пока, в чем заключается эта «шпионская» работа. Из слов нашего лектора было понятно, что это умственная работа, так что подвиги Джеймса Бонда мы явно повторять не будем. Или они решили не говорить, что эта работа связана с риском, чтобы нас не пугать? Но пугаться, по-моему, было поздно. Обратного пути уже не было. Тем более что все мы были у них, и как выяснилось, уже не первый день, под контролем. Надо же себе представить, в меня вмонтировали жучок! Как это произошло без моего ведома? Я вспоминал тех врачей, у которых я был во время своего пребывания в больнице и те процедуры, которым я подвергался. Нет, убей Бог, не понимал, как им это удалось. От сознания того, что в твоем теле находится чужеродное тело, некоторые части моего начали зудиться. Я стал ощущать легкий дискомфорт. Но в моей голове мелькала и другая мысль. Может быть, нет никакого жучка. А они об этом сказали нам, чтобы держать нас в узде и чтобы мы не натворили каких-нибудь глупостей. Я утешал себя этой мыслью.
  «Ладно, хрен с ними, - думал я, - жизнь продолжается, и, по крайней мере, она обещает быть интересной».
  Допив бутылку пива, я направился к дому отсыпаться после насыщенного событиями дня.

  Первая половина следующего дня прошла как обычно. В этот день в институте у меня было только три пары, и прогуливать ничего было не надо. Я не спеша отправился в «компьютерный клуб». На этот раз я пришел минут на двадцать раньше, более не решаясь повторять моей прошлой ошибки. У входа на корточках сидел уже знакомый мне парень и курил. Он встретил меня как родного.
  - Привет! Значит, решил быть нашим постоянным клиентом? Ну что ж, милости просим, проходи. – Он, как и вчера, кивком головы пригласил следовать за ним. – Да, кстати, - запнулся он на полдороги, - меня Игорем зовут. Будем знакомы?
  И он дружелюбно протянул руку. Я пожал её, не забыв представиться сам. Снова мы прошли через компьютерный зал, затем мимо заветной двери прошли чуть дальше по коридору, где за углом висело нечто похожее на камеру хранения. Железные ящички были пронумерованы от тридцати до сорока одного. Мой гид протянул мне ключик со словами:
  - Сюда будешь класть свои вещи. В класс с вещами нельзя. Ясно?
  Я кивнул и последовал его совету, положив в ящик под номером «сорок» свой портфель. Затем мой провожатый подвёл меня к двери класса и на секунду задержал меня, сказав:
  - Ну вот, дорогу ты, наверное, уже запомнил. Так что в следующий раз не заблудишься, дойдёшь сам. – Он хлопнул меня по плечу. – Ну, успехов в учёбе.
  Парень удалился, а я вошёл в класс. В этот раз, придя раньше положенного срока, в классе я обнаружил только двое «учеников» и нашего вчерашнего лектора.
  - Здравствуйте, - поприветствовал я товарища преподавателя. Он кивнул и указал на моё место. Я сел и стал осматривать класс, так как делать ничего больше не оставалось, ожидая прихода остальных учеников.

  Продолжение обещает следовать...