ГЛАВА 1 ГЛАВА 2 ГЛАВА 3 ГЛАВА 4 ГЛАВА 5 ГЛАВА 6 ГЛАВА 7
ГЛАВА 8 ГЛАВА 9 ГЛАВА 10 ГЛАВА 11 ГЛАВА 12 ГЛАВА 13 ГЛАВА 14 ГЛАВА 15 ГЛАВА 16 ГЛАВА 17 ГЛАВА 18 ГЛАВА 19 ГЛАВА 20 ГЛАВА 21 ГЛАВА 22 ГЛАВА 23 ГЛАВА 24 ГЛАВА 25 ГЛАВА 26 ГЛАВА 27 ГЛАВА 28

Глава 3

   Лагерный шум разбудил Туснельду. Она сладко потянулась и повернулась к супругу, чтобы разбудить его своим поцелуем, но к её неудовольствию супруга в постели не было.
   - Лисий хвост! – обозвала мужа в порыве лёгкого раздражения Туснельда. Затем, чему-то улыбаясь, еще с минуту понежилась под медвежьей шкурой и окликнула служанку.
   В палатку зашла Хельга, женщина средних лет с угловатыми чертами лица, придающими ей схожесть более с мужчиной нежели с женщиной. В руках у неё была кадка с водой и белый кусок ткани. Туснельда, накинув на голое тело длинную до пят сорочку, умылась свежей родниковой водой и вытерла лицо и руки.
   - Есть принести? – справилась Хельга. Её манеры даже для варварки Туснельды были грубыми, но ей они казались забавными.
   - Нет, не хочу. – Скривила губы Туснельда. – В последнее время что-то совсем есть не хочется. Особенно с утра.
   - Смотри сама, - пожала плечами Хельга. – Я в тебя силой еду пихать не буду, но если так пойдёт и дальше, то скоро превратишься в худую клячу. Супруг разлюбит. Женщину на стороне найдёт поупитанней да помясистей!
   - Не разлюбит! – рассмеялась Туснельда. Но тут же смех прервался, что-то в её лице изменилось. Она поднесла ладонь ко рту. Хельга не на шутку испугалась.
   - Чего с тобой? – подбежала она к хозяйке.
   Туснельда отпихнула Хельгу в сторону, подбежала к кадке с водой, стоявшей у постели. Её несколько раз вытошнило.
   Хельга посмотрела на хозяйку сначала удивлённо, затем, ухмыльнувшись, спросила:
   - Давно?
   - С неделю будет, - отдышавшись, ответила Туснельда. – Но мы ведь ему пока ничего не скажем, правда? – Она упорно посмотрела на Хельгу.
   - А мне-то что! Хоть счас расскажи, хоть через семь месяцев – моё дело маленькое. Сказала «молчи», буду молчать. Но прими мой совет, девочка: к Севраге тебе нужно сходить. Пусть посмотрит, парочку заговоров хороших для ребёнка сделает.
   - Пойдём! – хитро прищурилась Туснельда. Потом вскочила и, став душить в объятиях Хельгу, закружила её по палатке. – Пусть посмотрит! Пусть заговоры для ребёночка сделает!
   - Отцепись, сумасшедшая! – стала отрывать её от себя Хельга. – И ори потише, если не хочешь, чтобы новость по всему лагерю разлетелась. Если Арминий об этом узнает последний, он нас обоих убьет!

   Две женщины вышли из палатки Арминия. На лице одной из них сияла улыбка, на лице другой – непроницаемая германская суровость, разбавленная белой завистью к хозяйке, читавшаяся у неё в глазах. Лагерная жизнь вокруг шла своим чередом. Кто-то чистил доспехи и оружие, кто-то занимался воинскими экзерсисами, кто-то валял дурака, играя на земле в кости. Проходившие мимо женщины заставляли многих отрываться от занятий. Выученные по римскому образцу германские воины, которыми командовал её муж, относились к Туснельде с должным уважением. Да и её притягивающая взгляд привлекательность производила положительный эффект. Некоторые с ухмылкой на лице провожали её взглядом, другие почтительно склоняли голову. Арминия нигде не было видно, и это не расстроило Туснельду. Её поход к знахарке она хотела оставить для него в тайне.
   Выйдя за пределы лагеря Арминия, женщины вошли в город. Конечно, в римском понимании этого слова, эту сельскую местность нельзя было назвать городом, но в местном значении, это поселение, застроенное одно- и двухэтажными деревянными строениями из брёвен, было столицей земли херусков. Здесь кипела своя жизнь, и можно было подумать, что римская оккупация нисколько не повлияла на неё, если бы не шаставшие туда и обратно римские военачальники и небольшие группы солдат, которые при любой возможности могли навести здесь свой порядок.
   Дом Севраги находился в противоположном конце поселения. Женщин любезно подвёз на своей телеге местный житель. Сойдя с телеги, женщины направились к мосту, который соединял берег, на котором стоял городок, с берегом, где обычно селились за городской чертой рабы, знахари, колдуны и юродивые, в общем, нелюдимые персонажи, которых недолюбливали в народе. Но на подходе к мосту они стали свидетелями неприятной сцены.
   На мосту стояли пятеро римских солдат, которые не пропускали на противоположный берег молоденькую германку. Солдаты, гогоча, пытались втолковать девушке, что проход по мосту платный, и что, если она удовлетворит сразу пятерых, то сможет пройти по нему. Германка была не из робкого десятка. Она кидала на римлян мечущие молнии взгляды, прерывая всякую попытку дотронуться до неё. Наконец, она улучила подходящий момент и, растолкав солдат, сделала попытку перебежать через мост на другой берег. Один из римлян, потеряв равновесие, оказался в воде, выпуская тучу брызг и проклятий. Другой успел-таки в самый последний момент сделать девушке подножку, и та упала лицом в пыль. Четверо мигом окружили её, к ним секундой позже присоединился мокрый пятый.
   - Ах, ты, сука германская!
   - Убежать от нас хотела?
   - Придётся понести суровое наказание!
   - Мостик перешла, а должок за тобой остался!
   Наперебой слышались грубые окрики и поочерёдное толкание девушки, которая металась в кольце явных недоброжелателей.
   - Топить шлюху! – кричал тот, что был с подмоченной репутацией.
   - Трахать и топить шлюху! – подал кто-то свежую идею.
   Толчки перешли в поочерёдное срывание одежд германки. Та даже не пыталась кричать или визжать, зная, что помощи ждать неоткуда, а яростно стала отбиваться, используя ногти, зубы, ноги. Она была похожа на загнанную в угол волчицу, её глаза зло сверкали, зубы оскалены, лицо красное от напряжения и гнева.
   Сцена была не из приятных. Туснельда и Хельга стояли и издалека наблюдали за отчаянными, но обречёнными на провал, попытками девушки отбиться от насильников. Женщины поначалу боялись что-либо предпринять. Туснельда, не выдержав, рванулась было на помощь. У неё был шанс остановить мерзавцев, имея статус жены римского гражданина, к тому же военачальника, которого они, возможно, знают и уважают. Но её остановила Хельга.
   - Ты ума лишилась?! Ты беременна! Не тебе ввязываться в драку! Думаешь, они тебя слушать будут?
   - Но ей нужна помощь!
   Хельга вздохнула.
   - Доброта тебя погубит, деточка, - проговорила она и быстро направилась к лежащему неподалёку сухому дереву, – И меня вместе с тобой! – пыхтя, приговаривала Хельга, отрывая от дерева толстую ветку.
   В это время сцена поодаль быстро преобразилась. Неожиданно кто-то резко свистнул. Солдаты оглянулись на звук. Рядом с ними оказался ещё один римский солдат.
   - Отпустите девушку! – призвал он звонким, как звон соударившихся мечей, голосом.
   Девушка сидела в пыли, в центре круга, прикрывая оголённую грудь обрывками содранного платья.
   Защитник был молод, загорел, кудряв, с орлиным носом с бугорком, дерзко поднятым подбородком, но совершенно спокойным, властным взглядом, хотя по всем приметам походил на провинциала из глухой италийской деревушки.
   - Ты бы мимо проходил, малец, пока тебе случайно дяди кости не переломали! – сказал хриплым голосом немолодой уже пехотинец со шрамом на лице.
   Все пятеро превосходили защитника и ростом и возрастом, а значит и опытом и силой.
   - Или присоединяйся к празднику, вместо того, чтобы портить его, - с усмешкой сказал другой.
   - Вам обозных шлюх мало? А у тебя, рыжий, я вроде бы жену с ребёнком в обозе видел! А, Серторий! – обратился он к другому солдату. – Ты разве в бою камнем из пращи мужской силы не лишился? Или ты просто посмотреть решил?
   Такой наглости солдаты терпеть не стали. Все пятеро ринулись на смельчака, имея в мыслях дать ему хорошую взбучку. Но всё произошло так быстро, что никто в первую минуту и понять ничего не сумел.
   Молодой воин, выхватив свой меч из ножен, действуя им как волшебной палочкой, с молниеносной скоростью поразил плоской стороной лезвия всех пятерых, пронёсшись вихрем между ними. Очень отчётливо даже с того места, где стояли изумлённо наблюдавшие за сценой Туснельда с Хельгой, послышались пять звонких шлепков, производимых от удара меча о железные доспехи солдат.
   Пятеро совершенно обескураженных противника, посмотрели назад, туда, где стоял резвый молодчик, поигрывая, словно какой-нибудь жонглёр палочкой, коротким, но тяжёлым римским мечом.
   - Если вы не поняли, что я вам сказал, то могу повторить то же самое, только лезвием, направленным в нужную сторону, которое при этом сделает вам коллективное обрезание, и вы вопреки желанию вступите в еврейскую общину.
   Все пятеро рассеянно переглянулись. Кто-то с испугом на лице всё ещё ощупывал себя, пытаясь найти на месте удара зияющую рану. Тот, кого звали Серторий, в припадке новой волны ярости попытался вытащить меч, но сразу пара рук помешали ему, один из солдат зашептал ему на ухо:
   - Это же Гай Лабиний, по прозвищу «оса»! Не связывайся с ним! Он псих!
   Гнев растворился на лице, как будто на вояку опрокинули кадку с холодной водой. Остался лишь привкус обиды за произнесённые слова.
   - Я с тобой ещё поквитаюсь, блоха! – зло процедил оскорблённый Серторий. - Держись от меня подальше, сучий выродок!
   - И тебе доброго здравия, Серторий! – улыбаясь, проговорил Гай.
   - Тебе бы в Большом Цирке гладиатором выступать, Оса, - уже более дружелюбно отозвался пехотинец со шрамом. И все пятеро, дивясь ловкости молодца, пошли по направлению к военному лагерю.
   Гай вложил меч в ножны и повернулся к германке. Та посмотрела на него с земли каким-то преданным, но робким взором. Гай, смущённо улыбнувшись, глядя на униженную, сидящую в пыли и прикрывавшуюся драным платьем девушку, подошёл к ней и протянул свою руку.
   - Вставай. Тебя никто больше не обидит. Испугалась, наверное? – тихо, словно боясь спугнуть бабочку с цветка, произнёс он.
   Германка продолжала сидеть и смотреть ему в глаза, пытаясь вычитать в них его намерения. Гай взял её за руку. Девушка вырвала свою руку из его руки, и сама поднялась с колен. Молча быстро пошла своей дорогой, придерживая платье руками.
   - Эй, подожди! – Гай подбежал к ней, снимая с плеч солдатский плащ. – Набрось хотя бы на плечи!
   Германка отвергла и эту помощь, сбросив с плеч плащ Гая.
   - До чего ж упрямая! – Гай поднял плащ и, догнав девушку, перегородил ей дорогу.
   - Как твоё имя, скажи хотя бы!
   Та только, плотно сомкнув пухлые алые губы, смотрела в его черные как смола глаза.
   - Онелой её зовут, - услышал он позади себя женский голос.
   Гай обернулся и увидел двух приближавшихся к ним женщин. Одна из них, как можно было судить по одежде и знанию латыни, была германкой высокого происхождения.
   - А ты храбрый юноша! – похвалила его Туснельда. - Как тебя зовут?
   - Гай Секст Лабиний, госпожа. – Юноша склонил в почтении голову.
   - Да будут благосклонны к тебе твои боги, Гай Секст Лабиний! Ты поступил очень благородно, защитив эту несчастную девушку. Знай теперь, что не только она, но и я, Туснельда, жена Арминия, буду тебе многим обязана.
   - О! Вы супруга Арминия, достойнейшего и храбрейшего воина?! Я преклоняюсь перед вашим мужем и вами, госпожа. – Юноша упал перед ней на колено.
   - Не надо, встань, - подняла его с колен Туснельда. – Скажи мне лучше, Гай, какую награду или услугу ты хотел бы получить в знак благодарности, моей и этой девушки?
   - Всё, что я хотел, я уже получил. Я узнал её имя, и дополнительной наградой мне будет разве что её улыбка. Но как я понял, она не говорит на латыни, и, видимо, не совсем понимает моих слов и намерений, и это меня печалит. Будьте добры, госпожа Туснельда, скажите ей…
   - Если я молчала, то это не значит, что я не знаю твоего языка, римлянин! – прервали его слова девушки, которая произнесла их с едва заметным германским акцентом.
   Гай изумлённо посмотрел на девушку, которая проницательно смотрела на него своими большими серо-голубыми глазами.
   - У меня редко возникает желание говорить на языке народа, который нарушает не только законы гостеприимства, но и все человеческие законы. – Её слова прозвучали слишком резко, хотя были произнесены спокойным тоном.
   - Я не отвечаю за поступки других, но я, Гай Секст Лабиний, ни разу не посмел и никогда не посмею переступить через собственную честь и совесть, девушка! Мой поступок да будет доказательством этому!
   - Я благодарна тебе за это, но не более. И забудь моё имя. Меня родители нарекли им не для того, чтобы его произносил сын волчицы(1)!
   - Ну, ну, ну, Онела, - вмешалась в их разговор Туснельда. – Ты груба и несправедлива по отношению к юноше, который спас твою честь, и, возможно, жизнь. Он пошёл наперекор своим соплеменникам, и теперь у него могут возникнуть из-за тебя неприятности.
   - Его никто не просил вмешиваться! Я сама могу за себя постоять. Ещё один миг и я бы показала всем пятерым свои когти и зубы! – Она показала ряд белых острых зубов и щёлкнула ими.
   Гай, поначалу оскорблённый, теперь не мог удержаться от смеха.
   - Нет, госпожа, Онела права, мне не стоило вмешиваться. Если бы они увидели эту забавную рожицу, они бы точно со смеха умерли.
   Туснельда и Хельга присоединились к его веселью. Онела топнула ножкой.
   - Смейтесь, смейтесь, а я покажу римлянам, кто здесь хозяин!
   - Я хотел бы быть первым, Онела! Давай, я лучше провожу тебя, чтобы ты снова не попала в какую-нибудь передрягу.
   - Тебе не говорили, что ты приставучий как репей, Гай Секст? – с вызовом посмотрела на него Онела, но в её голосе уже больше не чувствовалась враждебность.
   - Ты будешь первой, Онела, - Гай упорно посмотрел на неё, всё ещё прикрывавшей грудь ободранным платьем. Её длинные вьющиеся белокурые волосы падали водопадом на оголённые плечи. Гай любовался и открыто восхищался её красотой.
   - Ну, ладно, ребятки, - сказала Туснельда, - я вижу, вы сами уже дальше разберётесь. Хельга, помоги Онеле привести свою одежду в порядок и отдай её под охрану этому мужественному юноше.

   1 - По Римской легенде основателей Рима – Ромула и Рема – вскормила волчица. Высказывание имеет двойной смысл: в Риме «волчицами» называли уличных проституток.